|
Нет, все-таки в пятизвездочном отеле нет поэзии. Равно как в четырех-, трех-, двух - и однозвездочном. Поэзия - в джунглях. Поэтому, когда вокруг твоей гостиницы - джунгли, из нее хочется сбежать. Голос предков! Он вопиет особенно громко в отелях Калимантана и отзывается ревом в окрестных тропических лесах, самых древних в мире. И вот в один из командировочных дней, точнее ранним-ранним утром, когда прикрепленные к нам гиды досматривали свои сны, мы с фотографом Димой Горячкиным прошли на цыпочках на reception совершить check out. Скорее в джунгли! В племена!
Такси под парами заказано с вечера. Где же оно?.. Не заказано?.. Горячкин громко материт портье. Тс-с-с, портье уснул, уснуло все вокруг. Выскочив из гостиницы и поймав такси самостоятельно, мы мчимся, рассекая плотный воздух тропиков, и оставляем в воздухе следы. О том, куда и к кому следует мчаться, можно узнать из энциклопедий, путеводителей, Интернета, уточнив эти данные у портье, прохожего, таксиста. Наши разведывательные усилия привели к заключению: к рунгусам! Быть в Малайзии и не познакомиться с рунгусами - преступление перед собой.
От местных мы узнали: рунгусы - племя, живущее в джунглях в длинных домах на сваях. Люди как люди: охотятся, возделывают рис, работают в близлежащих городах в офисах компаний, торгуют на рынках, заканчивают школы и университеты, из их среды вышли и профессора, и сотрудники министерств, только при всем этом народ этот каким-то загадочным образом не растерял свою древнюю культуру и сегодня предпочитает жить как жили предки, в своих диковинных длинных домах, хотя уже и электрифицированных.
Нужное нам племя обитает в восточной части штата Сабах. Мы же обитали в его западной части. Когда Восток встречается с Западом, триста верст не крюк, и вот, добравшись до автовокзала, мы влезаем в жаркий микроавтобус и пускаемся в дорогу за 15 ринггит (неполных четыре доллара). Хорошее начало, поскольку таксист просил 260.
По дороге делаем остановку в городке Кота Белуд, знаменитом своим рынком, на который по воскресеньям представители разных племен собираются как на праздник, надев свои лучшие наряды. На рынке нет других лиц, кроме счастливых.
И это не экзотика - это просто жизнь штата. Именно это, а не то, что обычно показывают туристам. Для нас это только начало! Впереди еще таинственные племена людей, живущих в длинных домах. Я смотрю на Диму и понимаю, что случилось нечто страшное.
- Что?
Он только выдавил из себя:
- Фотоаппарат.
У него была безотказная рабочая машина, и она сломалась ни раньше, ни позже, а именно в тот момент, когда вокруг, куда ни посмотри - кадр, достойный первой полосы. На Диму было страшно смотреть. Для фотографа-профессионала это самая настоящая трагедия. Зря, зря Горячкин материл портье. Портье был магом и наслал на его «Пентакс» лихоманку.
- Джан, - обратились мы к владельцу лавки «Кодак», - где ближайшая ремонтная мастерская?
- В Сингапуре.
Стоило большого труда и больших денег, чтобы купить здесь новую коробку «Пентакса». Потрясающе, но мы его нашли тут же, на рынке, в ряду между кривыми малайскими мечами и китайскими аккумуляторами.
Оправившись от шока, продолжили свой путь тенистыми долинами, залитыми зеленой пеной крон и трав. Все было как в кино.
- Похоже, мы едем в самую задницу! - радовался Горячкин в предвкушении приключений, - ну, в смысле...
- «В задницу» в лучшем смысле этого слова - это ты имеешь в виду?
Автобус прибыл в городок Кудат, о жителях которого портье в отеле города Кота-Кинамбалу (в просторечье «Ке-ке»), столицы штата, отзывался как о «диких людях, похожих на ковбоев». Отсюда нам еще полста километров в джунгли. Местные пацаны за умеренную плату согласились отвезти нас на машине.
Деревню рунгусов в джунглях найти проще простого: по кресту христианского храма, возвышающемуся над кронами. В пятьдесят девятом году их посетил германский миссионер Базель, они ему не отказали, и с тех пор они - протестанты.
Храм располагался прямо у дороги. За ним три длинных - метров по двести! - дома на сваях, поставленных каре. В центре площадь, она же футбольное поле. Людей на улице видно не было. Первое впечатление задает вопрос: «А где же люди?» Второе - ответ на него: «Вот они». Здесь людей сначала слышно и только потом видно: если приглядеться, то сквозь решетчатую наружную стену дома и оконно-дверные проемы можно заметить тени. Мигом раньше - почувствовать на себе их взгляды.
Конструкция их жилищ проста, но полна философского смысла и идеально приспособлена к жизни в тропическом лесу. Крыши - из пальмовых листьев, полы - из бамбука, стены - из коры, сваи - из стволов деревьев устойчивых к влаге пород.
Длинными эти дома строили не сразу. Они вырастали сами из дома основателя родовой ветви. Когда дети взрослеют и образуют собственные семьи, к общему семейному дому, в ряд, пристраивают еще одни апартаменты такой же планировки. Перед нескончаемым рядом дверей образуется уходящий в перспективу коридор.
Места для строительства длинных домов выбирают жрицы-геоманты (то есть «гадающие по земле»). Гадая о месте, они кладут семь зерен на землю и накрывают их чашкой, оставляя на одну ночь или на семь дней. Если после этого все зерна остались целыми и невредимыми, то место признано удачным, если хоть одно из них пропадает или испортится, то ищут другое. Дома стараются ориентировать с востока на запад, поэтому в коридоре всегда тень, и помещения, со всех шести сторон продуваемые сквозняками, естественным образом вентилируются.
Коридор длинного дома - это и улица, и клуб. Место публичной жизни племени: встреч, разговоров, приема гостей, занятий рукоделиями. Место танцев, состязаний, пиров, сна. Здесь дети играют в свои игры и старики думают свои стариковские мысли. Здесь всегда весело и всегда есть с кем разделить свою грусть. Поэтому рунгусы, куда бы их судьба ни заносила, всегда возвращаются в свои длинные дома, в которых перспектива коридора уж слишком похожа на линию жизни. Проходя по нему, как бы совершаешь мгновенный переход из прошлого в будущее.
Возвращаются сюда и просто на выходные. Сегодня как раз воскресенье.
Я пошел к тому дому, где больше всех шумели. На подходе меня заметили и жестом пригласили подняться. Видимо, мне повезло, и я попал на праздник.
- Салмат датанг! - и далее уже на хорошем английском: - Добро пожаловать! В хорошее время пришел! У нас вчера была свадьба.
- О, поздравляю!
Я едва успевал называть свое имя и отвечать на десятки рукопожатий окруживших меня молодых мужчин. Женщины сидели чуть поодаль и плели пояса.
Столь радушный прием меня не удивил. Гостеприимство по умолчанию, «без причины» - правило для людей любой традиционной культуры.
Несколько рук протянули по стакану рисовой браги, которой тут стояла бадья литров на сто. (Там ее оставалось на дне еще литров десять - успел!). Заиграл магнитофон, и те же руки меня втащили в круг танца. Я удивился своему ощущению: вместо ожидаемого чувства ирреальности происходящего, ну или хотя бы тревоги, я чувствовал себя так, как будто давно здесь живу и прекрасно знаю всех этих людей. Не колеблясь ни минуты, решил остаться здесь хотя бы до утра, о чем им тут же нагло и объявил. Народ этому обрадовалсяѕ
Человек, назвавшийся Джеффри (европейские имена популярны с колониальных времен), предложил мне жить у него. Мы отнесли мои вещи в его комнату и вернулись пить, есть, знакомиться и веселиться. С общением никаких проблем не возникало: вся молодежь, как и большинство населения Малайзии в целом, знает английский.
Джеффри подсаживается ко мне и говорит, указывая глазами в сторону женской части коридора:
- Вон посмотри на ту, что у входа. Как она тебе, ничего?
- В каком смысле? Секс, что ли?!
- Обычай велит предложить гостю женщину.
Голова кругом, поди пойми отчего. Вообще-то секс - это прекрасно! Это почти также прекрасно, как кататься на горном велосипеде. Тем более, в тропиках я стал таким знойным мужчиной - все время потеюѕ
- Конечно, Джеффри, ничего! Живому - все ничего!
- Сейчас.
Джеффри подошел к ней и о чем-то поговорил. Потом вернулся ко мне:
- Она согласна.
Тут мне все это разом перестало нравиться. И что это я вдруг? Страх перед экзотическими болезнями или наступающая старость? С другой стороны, как-то неудобно отказываться. От браги-то не отказывалсяѕ А вдруг они хотят за мой счет пополнить свой рунгусский генофонд? Нет, не дам превратить себя в сырьевой придаток!
- Джеффри, может быть, не эту?
- А что?
- Толстовата.
- Да? А я подумал, что наоборот, такая лучше, ну как скажешь. Тогда какую? Напротив которая, да? Сейчас.
Он подошел к другой девушке и что-то недолго говорил. Та мельком взглянула на меня и ответила.
- И эта согласна. Только тебе нужно станцевать наш специальный танец. Чтобы все были согласны, что ты ее возьмешь. Сначала его я сам станцую, а ты запоминай. Если станцуешь неправильно, тогда извини. Она не сможет жить с тобой.
- Хорошо-хорошо.
Джеффри облачился в ритуальные одежды, молодые ребята подвесили гонги-литавры и заиграли. Джеффри начал танцевать. Танец был несложный, но несмотря на это, повтор не был признан удачным, подвиг этнографа не состоялся, что, впрочем, никак не отразилось на тонусе общего веселья.
Появились гитары.
- Спой нам что-нибудь из «Скорпионс» или «Иглс». «Отель-Калифорния» знаешь?
- Знать-то знаю, да только, боюсь, не сыграю.
- Тогда какую-нибудь русскую песню.
Я готов поспорить с кем угодно, что песни русского народного певца Александра Розенбаума никогда не звучали с более экзотическим бэк-вокалом, чем это ритмичное восклицание «Хух!» - «Хух!» - «Хух!» - «Хух!», которое издавали мужчины племени, двигая в такт телами.
- Классные песни! Жалко, что непонятно.
- Да он вообще отличный парень, - пристально глядя на меня, произнес некто не вполне трезвый, упавший в мои объятья. - Только вот борода у него подозрительная. Нехорошая борода. Ты в ней на бен Ладена похож. Ты случайно не тогоѕ Не талиб? Скажи честно, любишь бен Ладена?
- Я от Усамы без ума.
- А я хочу убить Усаму. Он нас, христиан, извести хочет. И мусульман на нас натравливает. А мы с мусульманами всегда мирно жили.
Джеффри схватил меня за плечо:
- Знаешь, кто убьет бен Ладена? Вот сидит Сикай. Его сын - коммандос.
- То есть как?
- Так! Он по контракту сейчас воюет в Афганистане в составе американских коммандос. Он и поймает бен Ладена. Миллиард долларов получит.
- Надолго тогда рунгусы загуляют?
- Ну, на неделю точно хватит.
Женщины подали нам на ужин даабу, холон и сапи, и все это - конечно же, под монтоку.
- Еще будешь монтоку?
- Пожалуй, да. А почему вы рис ложками едите? Палочками неудобно?
- Палочками некультурно. Мы христиане, а не китайцы какие-нибудь. А ты почему про палочки спросил? Ты что, не христианин?
- Я? Шаманист.
- В духов, значит, веришь?
- А вы в них не верите?
- Верим. Но Иисус Христос, господь наш, главнее. Да что я тебе рассказываю! Ты лучше Библию почитай, там все понятно написано. Подожди, не ешь. Сперва - молитва.
И, сложив ладони и прикрыв глаза, Джеффри прочитал на своем наречии молитву, из которой я понял только последнее слово: аминь.
- Теперь - пожалуйста. Приятного аппетита.
После ужина Джеффри представил меня своему дедушке.
- На вот, пожуй, - по-родному сказал дедушка и протянул мне орех, завернутый в лист, который был вымазан белой субстанцией.
- Это чего?
- Это - пинанг, это - тапунг, а это - осу.
- Ясно.
Из книжек я знал про бетель - традиционную алкогольную жвачку на Юго-Востоке Азии, - и вот теперь я его жую. А крыша-то у-е-зжа-а-а-ет! До свиданья, крыша! See you later.
Вообще-то этот орех - слабый алколоид. Но с непривычки подействовал как стакан водки. Так можно и целый день проходить «на кочерге». Однако через несколько минут я выплюнул это зелье радости. Для первого раза достаточно.
- Пожалуй, пора спать. Я тебе постелил на своей кровати, а сам лягу за стеной на циновке.
- Спасибо тебе, Джеффри.
- Спокойной ночи.
Ночь. Свет огромных звезд не достигает земли и лишь скользит по кронам тропического леса.
Джунгли! Эссенция биосферы, сверхплотность жизни. Здесь жизнь концентрированна настолько, что могла бы заселить собой весь космос, как заселила когда-то планету. В джунглях ты даже не клетка - ты атом этой протоплазмы, существующей еще до раздела стихий и категорий: здесь ты не видишь границ, отделяющих воду от воздуха, свет от тени, вопль от молчания, животное от растения. Здесь жизнь переходит в смерть, а смерть - в жизнь со скоростью сокращения расстояний между хищником и жертвой. Если ты съешь кого-то сегодня, то только затем, чтоб сытнее был обед того, кто съест тебя завтра. Не забывай, кого ты съел! Не то он напомнит о себе диким визгом в твоем желудке, и тогда ты поймешь, как ему там страшно и одиноко. Как и тебе самому в этих джунглях.
Я помню всех, кого я съел, и мне не было здесь одиноко даже во сне. Если, конечно, это можно назвать сном. Границы сна и яви здесь так же размыты, как и все остальные. Я и спал, и не спал. Мое сознание той ночью было как пульсирующий сгусток, плавающий в океане безумных звуков джунглей. Оно их слушало, оно им внимало и запомнило все до одного.
В шесть утра мы были уже на ногах. Наш благодетель Джеффри договорился с водителем микроавтобуса из соседнего дома, который везет людей в столицу штата, и они нас берут с собой. Кажется, из-за нас они не взяли кого-то из своих. Ну что это за люди! И так не хочется с ними расставаться.
Три часа дороги до столицы, затем еще час ходьбы по раскаленному центру города. Сейчас, в полдень, температура - 40. И это при 98-процентной влажностиѕ Одежда мокрая насквозь от пота и покрыта сверху слоем пыли. В таком виде мы заявились на reception сверкающего свежестью отеля. Скорее под душ, в прохладу кондиционера, и поесть чего-нибудь срочно.
Нет, не знаю, как в одно-двух-трех-четырех-, а в пятизвезвездочных отелях все-таки есть поэзия! Нет, не в их шезлонгах, ресторанах и массажах. В числе всех мыслимых благ этого земного рая - отеля «Шангри Ла Роз Ария» - имеется прокат океанских каяков!
Далеко за кормой осталась кромка прибоя. Не видно уже и полоски пляжа, и мысли об акулах отпустили сознание. Я опустил весло. Тихо. Море мерно дышит. Моя лодочка взлетает и опускается в ритме волн и ведет себя как живая. Она и есть живая. Здесь, в створе стихий, естественно чувствовать себя рыбой, точкой на гребне пространства, знающей цену свободе, но немой потому, что для ее описания еще не придумано языка.
|
